Российская керамика

Интернет магазин фарфора

Конаковский фарфор

Глава I - 1809-1870 годы

Глава II - 1870-1918 годы Глава III - 1918-1945 годы Глава IV - 1945-1975 годы. Часть 1 Глава IV - 1945-1975 годы. Часть 2

В первой половине XIX века, когда в селе Домкино Корчевского уезда Тверской губернии был основан фаянсовый, ныне Конаковский, завод, в России усиливался кризис крепостнической системы: развивались товарно-денежные отношения, росла промышленность, в том числе и фарфоро-фаянсовая. По данным «Статистических ведомостей о состоянии российских мануфактур с 1815 по 1821 год», в 1813—1814 годах в России существовал 31 керамический завод, а в 1817 году уже 45. К XIX веку Россия пришла не новичком в керамическом деле. Она имела солидный опыт в лице старых народных промыслов Гжели, а также завода Гребенщикова, Казенного фаянсового завода в Петербурге, Императорского фарфорового завода, фарфорового завода Гарднера в селе Вербилки и других, пока еще мало изученных предприятий XVIII века. Производство тонкого фаянса зародилось у нас в начале XIX века и в первой четверти этого столетия сложилось в заметную для того времени промышленную ветвь. Во многих губерниях страны были открыты фаянсовые заводы, которые стали производить изделия для внутреннего рынка. Развивающееся русское фаянсовое производство делалось все более и более значительным и требовало к себе внимания. Однако интенсивное проникновение в страну иностранных товаров тормозило его рост, равно как и рост ряда других отраслей промышленности.

Один из зачинателей русской фаянсовой промышленности — Андрей Ауэрбах — в 1811 году пишет: «Как выделываемый мною фаянс по доброте своей заменяет иностранный, а к тому ж по деятельности моей удалось изобрести все потребные для оного материалы в самом отечестве, то и потребность дабы в чужие земли деньги не уходили высочайшие запретить ввоз таковой посуды, подобно как запрещены привозы зеркал, бумаги и пр., от такого запрещения фабрика моя не токмо будет в состоянии распространиться, но и многие другие охотники заведутся в государстве иметь сию необходимую посуду». Стараясь поддержать молодую русскую промышленность, правительство проводит на протяжении первой четверти столетия протекционистскую таможенную политику. Уже в 1800 году оказалось возможным запретить ввоз заграничных керамических товаров вследствие - «достаточного количества фарфора и всякой каменной посуды с глазуром», изготовляемых в России. В 1822 году был введен особо жесткий тариф, который назначал высокие пошлины на заграничные изделия, а многие из них вообще запрещалось ввозить. Одним из проявлений политики русского правительства в области керамического производства было основание в 1798 году Казенного Киево-Межигорского фаянсового завода.В 1826 году создается Мануфактурный Совет, а с 1829 года начинают регулярно проводиться мануфактурные выставки, на которых фаянсу отводилась видная роль. Его достоинства и недостатки подробно обсуждались, лучшие фаянсовые заводы получали награды. Русские изделия из фаянса постоянно сравнивались с английскими, которые в то время считались самыми лучшими в Европе. Английский фаянс, политой, расписной и с печатными рисунками, был широко известен в России. «Давно ли еще мы покупали прекраснейший Веджвудов фаянс по два рубля за дюжину тарелок? А ныне за дурной платим шесть рублей и дороже за то, что свой», - с горечью восклицает обозреватель первой публичной выставки в Петербурге. Перед молодой русской фаянсовой промышленностью стояла сложная задача победить на внутреннем рынке привозной фаянс и по технологическим показателям и по эстетическим качествам. В таких, с одной стороны, благоприятных, а с другой — сложных, конкурентных условиях возник в августе 1809 года в селе Домкино Тверской губернии один из интереснейших русских фаянсовых заводов, который вскоре занял ведущее место в отечественном керамическом деле. Первые шаги этого завода связаны с именем аптекаря из Богемии Фридриха Христиана Бриннера, арендовавшего землю у помещика Ф. А. Головачева и пригласившего с известного фарфорового завода Гарднера мастера по составлению масс Рейнера и гончара-точильщика Кобоцкого.

Однако вскоре Бриннер «почувствовал себя не способным к дальнейшему распространению оной» и 9 июня 1810 года продал свою фабрику Андрею Яковлевичу Ауэрбаху - лифляндскому провизору и своему бывшему мастеру Рейнеру. В сентябре 1810 года единоличным владельцем фаянсовой фабрики становится А. Я. Ауэрбах, человек деловой и энергичный, который с первых же дней проводит ряд мер по укреплению своего предприятия. Уже в 1811 году он обращается к императору Александру I с просьбой выдать ему ссуду в 25 тысяч рублей. В том же письме он просит разрешения брать сырье в казенных землях и прислать солдат для поддержания порядка на фабрике. (Пространно и неоднократно высказывает Ауэрбах свои соображения о необходимости неукоснительного выполнения запрета на ввоз иностранного фаянса в Россию. В 1814 году на фабрике в селе Домкино проводится ряд опытов по росписи и печати кобальтом, для чего из Швеции выписываются ящик кобальта и чайные чашки для образца. В 1816 году в прошении к министру внутренних дел О. П. Козодав-леву Ауэрбах отмечает, что для работы на его фабрике крайне необходимы опытные мастера (лепщик или модельный мастер, фигурный живописец и мастер, который бы «мог через огонь золотить посуду»). Ауэрбах просит прислать этих мастеров с казенных фарфоровых заводов: «Я обязуюсь им производить тот же самый платеж, какой получают они от казны, и сверх того могу сделать им и прибавку, смотря по успехам их мастерства». Видимо, деятельность Ауэрбаха стала быстро приносить свои плоды. «Я владею оной (фабрикой-Е. Б.) только 8 месяцев и уже посредством познаний, трудолюбивых стараний и пожертвованиями достиг до такой совершенной выработки фаянса, каковой, по признанию всех, никогда до сего времени в нашем отечестве не бывало, и приложенный при сем образец подтвердит истину мною сказанного»,— говорит он в письме от 8 мая 1811 года. Заявления Ауэрбаха не были пустым хвастовством, так как известно, что уже в 1812 году заводу был заказан чайный сервиз для великой княжны Екатерины Павловны — сестры Александра I и жены Тверского генерал-губернатора, принца Ольденбургского. Несколько позже, в 1815 году министр внутренних дел Козодавлев называет заведение Ауэрбаха «по отличной выработке и красоте изделий своих одним из весьма хороших в сем роде» 6. Успехи завода подтверждаются и сведениями о ро- . сте его производительности. В 1811 году фаянса было изготовлено на 7846, а в 1815 — уже на 81 626 рублей.

Успешное развитие завода затормозилось в период Отечественной войны 1812 года. Ауэрбах сообщает: «Жестокая 1812 года война, оставившая и на фабрике моей следы потерею времени, ибо все работники удалились, и в течение четырех месяцев всякое производство остановилось... После 1812 года я вынужденным нашелся снова набирать людей, иное вновь заводить и еще потерять несколько месяцев для приведения всего в порядок» 7. Однако уже в 1815 году мы застаем фабрику в селе Домкино Корчевского уезда оправившейся и значительно окрепшей. В это время на фабрике работают 119 вольнонаемных рабочих («настоящих мастеров 2, учеников 26, живописцев 14, кузнец 1, чернорабочих 56, приказчиков 2, женскому полу чернорабочих 18»). На земле, арендованной у Головачева, имеются «нарочно выстроенные деревянные покои, дом собственный для самого содержателя, для точения посуды 2 дома. Машин 3 для молотьбы состава, точильни 2 с машиною, дом для делания капселя, цедильня 1, горн о 2-х печах для обжигания посуды, 4 горна для обжигания рисованной посуды, для закалу песка горн, красильня 1, для мастеровых и рабочих людей 12 флигелей, кузница 1, погреб, магазины (склады — Е. Б.) для посуды, 2 амбара, конюшня, 2 сарая, 2 коровника, кирпичный сарай и 1 баня»8. В 1815 году вопрос с сырьем для производства фаянса заводом Ауэрбаха был полностью решен. Песок привозили из Дмитрова, глину — из Глухова, поташ и олово — из Москвы, сурик делался на самом заводе, а дрова были местные, с дачи Головачева. Все перечисленное свидетельствует о быстром становлении фаянсового предприятия, создании необходимой производственной базы. Ауэрбах горделиво замечает в 1816 году: «Изделия моей фабрики публикою приняты с великим одобрением. Я не могу даже удовлетворить всем требованиям покупателей, несмотря на то, что в последнее время выработка моего фаянса простирается до весьма значащего количества. Сей кредит приобретен прочностью, добротою и хорошим видом оного».

В первые годы существования завода Ауэрбаха в селе Домкино Тверской губернии на изделиях ставится марка «Aurbach». Однако обозначение марки русской фабрики латинскими буквами без указания ее местонахождения считалось в то время грубым нарушением указа правительства. Всем фабрикантам предписывалось, чтобы они «непременно налагали на своих изделиях клейма с означением российскими литерами имени фабриканта и место, в коем фабрика находится». В указе же Сената от 4 февраля 1815 года строго замечалось: «на коих не будет клейм, означающих ясно и не сумнительно, что они действительно российской выработки, поступаемо было на основании законов о запрещении ко ввозу заграничных товаров», то есть эти изделия должны были конфисковываться как незаконно ввезенные. Это мероприятие русского правительства по отношению к молодой промышленности было вызвано желанием оградить ее от иностранной конкуренции. Видимо, после замечания, полученного Ауэрбахом в 1816 году, завод начал ставить на изделиях новую марку: «Ауербахъ. Корчева» или сокращенно «А. К.», выполнявшуюся тиснением в массе. Какова же была продукция завода в селе Домкино Тверской губернии? Известно, что в 1815 году там было изготовлено: «сервизов столовых 313, сервизов столовых рисованных 48, чайных приборов 275, столовых приборов 6, столовых приборов рисованных 6, чайных приборов 25»; в следующем, 1816 году: «столовых сервизов 310, чайных приборов 297, чайников 1386, тарелок столовых 735 дюжин, тарелок десертных 476 дюжин». Эти данные свидетельствуют о том, что завод за пять-шесть лет своего существования освоил производство разнообразного и сложного ассортимента. До нас дошло немного изделий этого времени. В музеях их насчитывается десятка два. Среди них тарелки, суповая миска, лоток, молочник, сахарница, чернильница, песочница, вазы, скульптура. Большинство изделий первых лет существования завода, то есть с маркой «Aurbach», отличаются простотой форм, тактом и скромностью в украшении, что, впрочем, будет характерным и для продукции завода последующих десятилетий. Предметы столовой и чайной посуды украшали ручной росписью в виде цветов, небольших листочков, тонких веточек. Орнаменты выполняли одной или двумя красками, иногда размещая их на цветной ленте охристо-желтого оттенка. В легком стремительно-танцевальном ритме несутся эти вереницы цветов и трав по бортику тарелок и блюд, непрерывной лентой опоясывают молочники, суповые миски, сахарницы. В рисунке много непосредственности и живости, вместе с тем он строго продуман, выверен композиционно и в цвете, написан умелой рукой (например, тарелка с зелено-коричневым орнаментом на желтой ленте из собрания Государственного Исторического музея или суповая миска из Государственного Эрмитажа).

Очевидно, что уже в первые годы своей деятельности завод располагал достаточно опытными живописцами, которые сумели не только живо и профессионально расписать выпускаемые изделия, но и определить художественное направление для всей продукции завода. Интересно одно из ранних произведений — маленькая песочница из чернильного прибора. Она имеет форму, близкую к кубу; на четырех ее гранях размещены однотонные пейзажные мотивы (беседка, деревья и др.), исполненные от руки быстрыми прикосновениями тонкой кисточки. Вся песочница покрыта светло-охристой краской. На этом теплом фоне хорошо смотрятся небольшие коричневые изображения, своей безыскусственностью и легкостью линий напоминающие путевые зарисовки. В произведении хорошо найдено соотношение предельно простой компактной формы и небольших, легко читаемых, обобщенных рисунков. Несколько особняком в творчестве мастеров ауэрбаховского завода стоят две парные вазы для фруктов, хранящиеся в Государственном Эрмитаже и в Государственном Русском музее, Оба изделия выполнены из светло-желтой массы и сплошь покрыты рельефным декором то в виде листьев и гроздей винограда, то в виде завитков, мелких цветов, сетки и пр. В этих вазах, появившихся не позднее 1816— 1817 годов, чувствуется влияние известного в те годы Казенного Киево-Межигорского фаянсового завода или привозных английских образцов. Возможно даже прямое заимствование формы и рельефа с заграничных изделий. Сразу же отметим, что это редкий случай на заводе Ауэрбаха, выпускавшем на протяжении всех лет своего существования свою, глубоко национальную продукцию. Среди изделий Андрея Ауэрбаха этого времени выделяется мелкая тарелка с нарядной, расположенной не только по бортику, но и на зеркале живописью (около 1815 г.). Орнамент, нанесенный по ее борту, построен на чередовании мелких полевых цветов, ромашек, пышных роз, листочков разных форм и размеров. Для того чтобы рисунок плотной каймой стелился по краю, просветы между более крупными элементами (цветами, листьями) заполнены изящными, упруго закрученными усиками, невесомыми тычинками, травками, точками. Роспись выполнена от руки черной и синей надглазурной краской. К этой живописи стоит приглядеться повнимательнее, так как выбранные художником растительные мотивы и их художественное воплощение станут излюбленными у мастеров завода Ауэрбаха, а многие элементы этого орнамента и основные принципы его построения будут фигурировать в более совершенном виде в убранстве известного сервиза для Тверского дворца, изготовленного заводом через несколько лет, а именно в 1820-х годах.

Не менее интересна центральная часть этой тарелки, где размещен однотонный пейзаж, наполненный поэтическим настроением. На переднем плане расстилается гладь воды со скользящими по ней лодками, на скале громоздится суровый замок с башней, у дороги растут деревья, как кулисы обрамляющие изображение. Мастера фаянсового завода перенесли на тарелку «Вид крепости г. Павловска со стороны озера, написанный Семеном Щедриным и гравированный Иваном Ческим в 1800 году». Однако, взяв за образец известную гравюру и желая имитировать технику гравюры на фаянсе, художник выполнил декор тарелки от руки. Видимо, в это время на заводе производились опыты над печатанием изображений на посуде, о которых вскользь упоминается в докладной записке министра финансов в октябре 1814 года, где, со слов Ауэрбаха, отмечается, что «согласно с желанием публики, от которой и получил он одобрение, выделано у него некоторое количество приборов с живописью и печатанием по образцу английских чайных приборов, для производства коих покупал он в аптеках материал под названием «кобальт». Вероятно, Ауэрбах преувеличивал успехи своей фабрики по освоению техники печатных рисунков. Однако в 1817 году эксперименты, начавшиеся в 1813— 1814 годах, дали ощутимые результаты. Ауэрбах смог уже послать «первые опыты печатной посуды подглазурной» в Петербург министру, который приказал «за присланные образцы засвидетельствовать ему признательность, изъявив их отличную доброту». Несколькими годами позже завод сумел перейти к массовому (по понятиям того времени) изготовлению изделий с декором из печатных рисунков. Упоминание о выпуске изделий с печатными рисунками имеется в ведомости за 1821 год: «тарелок десертных печатных 432, полоскательных чашек сине-печатных 175».

То же сообщение повторяется в ведомостях последующих лет, а в более ранних документах (например, 1815, 1816 гг.) таких сведений нет. Можно предположить, что фарфоровая посуда с печатными рисунками стала выпускаться заводом в 1818—1820 годах. Для завода Ауэрбаха было очень важно освоить новую технику, значительно удешевлявшую декорирование фаянса и дающую возможность без большого труда выпускать изделия с высококачественными гравюрами. В технике печатных рисунков преуспевали английские заводы того времени. Их фаянс политой, украшенный рельефом, рисунками ручной работы и печатными, был лучшим в Европе с конца XVIII века. Английские изделия вывозились на европейский, в том числе и русский рынок. Достоинства английского фаянса пристально изучались молодыми русскими фаянсовыми заводами. Понятно, что и завод Ауэр-баха не прошел мимо выгодной в экономическом и высокой в художественном отношении техники декорирования фаянсовых изделий. Опыты завода в селе Домкино становятся более понятными, если вспомнить, что Императорский фарфоровый завод приступил к изготовлению изделий с печатными рисунками в 1814 году, а Казенный Киево-Межигорский фаянсовый завод освоил эту технику уже в 1812 году. Газета «Северная почта» (1812, 29 мая, № 43) сообщала: «В Киеве находится славная Межигорская фаянсовая фабрика. Весьма важное для сей фабрики открытие, которому в то же время сделан первый опыт, есть печатание на фаянсе, которое употребляется вместо рисовки и живописи и беспримерно облегчает сию работу, ибо разные рисунки и ландшафты, однажды на меди выгравированные, печатаются весьма успешно на всякой фаянсовой посуде». Тарелка с видом города Павловска была одной из проб завода Ауэр-баха на пути к постижению заманчивой техники печатания рисунков на фаянсе. Чтобы подчеркнуть особое значение своей тарелки с пышным цветочным обрамлением и тонким графическим рисунком в центре, имитирующим печать, художник поместил в самом пейзаже, на придорожном камне, имя владельца завода «Andrei Aurbach». Очень существенно, что для изделия, рассматриваемого заводом как программное, было избрано одно из лучших произведений русского искусства того времени, а именно картина Семена Щедрина. Отношение к пейзажу в искусстве не как к второстепенному, фоновому компоненту картины, а как к самостоятельному произведению, наполненному определенными переживаниями и имеющему свою собственную художественную ценность, появляется в России в конце XVIII века и вскоре становится целым направлением в русской живописи и графике. Несколько идеализированные, но полные живого ощущения красоты окружающего мира произведения Семена Щедрина переносят нас в чудесные парки Павловска, Гатчины, Царского Села, Петергофа и других окрестностей Петербурга. В этих картинах художник поэтично передает своеобразие родной русской природы; в задумчивых ландшафтных парках конца XVIII века он находит столь любимые в его время настроения чувствительной созерцательности и мечтательности. Такое отношение к природе не было случайным в живописи. Для всей русской культуры конца XVIII и начала XIX века характерно обращение к природе, любование ею, что было лишь частью общей тяги к естественности и простоте, свойственным русскому классицизму, выдвинувшему идею человека-гражданина, высоко поднявшему значимость, ценность человеческой личности. Гуманизм этого периода, утверждая равенство людей, обращался к природе, к «естественному праву». Внутренний мир человека, его переживания часто становились темой в литературе и искусстве. Карамзин, Жуковский, описывая мысли и чувства своих героев, обращаются к природе, находя в ней созвучия настроениям человека. В первой четверти XIX века, то есть в то время, когда на заводе Ауэрбаха появилась тарелка с видом Павловска, в русской литературе развились и упрочились темы, связанные с природой, тонким певцом которой был Пушкин, а в живописи и графике появился целый ряд художников — последователей и учеников Семена Щедрина: С. Галактионов, К. и И. Ческие, А. Ухтомский — в гравюре; В. Причетников, М. Иванов, А. Мартынов, Ф. Алексеев — в живописи. Мастера завода Ауэрбаха, избрав для декора своего фаянса «Вид крепости г. Павловска со стороны озера, написанный Семеном Щедриным и гравированный Иваном Ческим», проявили высокий и взыскательный вкус. Их произведение было передовым, свежим, отвечало основным направлениям в искусстве того времени, обладало большими художественными достоинствами. Перейдя с гравюры на фаянс, рисунок претерпел некоторые изменения в своей композиции, был переосмыслен для круга, а главное — получил новые качества, вытекающие из свойств материала и его технологии: штрихи стали мягко, чуть заметно растекаться, все изображение объединилось теплым блеском глазури. Тарелка производит художественно целостное впечатление. Живописный цветочный бордюр прекрасно держит центральное изображение. Черно-синяя орнаментальная роспись, выполненная кистью, сочетается с однотонным серо-коричневым, напоминающим гравюру, пейзажем. Незаписанный белый фаянс, лежащий полосой между цветочной росписью и пейзажем, а также виднеющийся под всей живописью, придает воздушность орнаментальному убранству и центральному изображению, помогает глазу легко читать их и, кроме того, объединяет весь декор, способствует законченности произведения. Сочетание тонко прорисованного сюжетного (или пейзажного) изображения на дне тарелки, выполненного в технике печати, и надглазурного, написанного от руки живописного орнаментального обрамления, состоящего из цветов, листьев, трав, станет весьма распространенным приемом мастеров завода в Тверской губернии. Следует отметить, что этот прием сочетания двух техник на одном изделии отсутствует у других русских фаянсовых заводов.

Десятилетие своего существования фабрика в селе Домкино Корчев-ского уезда Тверской губернии встречает определенными успехами. Материальная база его значительно окрепла, особенно вследствие получения долгожданной государственной ссуды в 25 тысяч рублей, выданной Ауэрбаху в 1819 году после длительного ожидания и мно-• гочисленных просьб. В 1819 году фабрика состояла из «33 хотя и деревянных, но огромных корпусов для разных мастерских с машинами, инструментами и проч.», а на складах у нее «находилось выделанного фаянса более нежели на сию сумму» (то есть на 25 тыс. рублей). В 1824 году Ауэрбах со.общает: «От сего вспомоществования фабрика моя улучшена, нынешние изделия оной высшей доброты против прежних... Как на фабрике моей, так и в Московской лавке и у Макария находится слишком на 60 тыс. рублей товара». В том же году министр финансов, Канкрин отмечает: «Фабрикант сей по усердию в распространении своей фабрики заслуживает внимания правительства». В 1820-х годах ассортимент изготовляемых на заводе Ауэрбаха товаров был весьма разнообразным. Завод производил посуду столовую, чайную, сервизную, а также дюжинами штучные изделия (кружки, блюда, полоскательные чаши, чайники и др.) и скульптуру. Фаянс расписывается от руки, украшается печатными рисунками, а порою оставляется просто белым. Стиль зрелого классицизма характеризует все русское искусство конца XVIII — первой трети XIX века, времени, когда широкое распространение в искусстве получают высокие гуманистические идеи равенства сословий и гражданственности. В искусстве первой четверти XIX века при всей его многоплановости, разносторонности наблюдаются необыкновенная внутренняя цельность и единство стиля. В архитектуре и фарфоре, большой исторической картине и миниатюре, скульптуре, мебели, бронзе — везде громко звучат идеи своего времени, облекаемые в античные формы. Однако русский ампир, имеющий свои национальные особенности, никогда не создавал таких нагроможденных форм и образов, полных торжественно-холодного величия, как в Западной Европе, в частности во Франции. Важнейшим явлением в искусстве русского зрелого классицизма следует назвать стремление к синтезу архитектуры, скульптуры, декоративной живописи, а для интерьеров—добавим еще — и декоративно-прикладного искусства. Примечательно, что выдающиеся архитекторы этого времени, такие, как А. Воронихин и К. Росси, работают над эскизами мебели, а скульптор С. Пименов дает свои образцы для фарфора. Предметы, населяющие интерьеры эпохи зрелого классицизма (мебель, светильники, зеркала, изделия из бронзы, фарфора, фаянса, стекла и другие), имеют черты, роднящие их с архитектурой,— строгость, ясность, величие.

Ампир проявляется в фарфоре (в частности в изделиях Императорского фарфорового завода) в торжественно вытянутых пропорциях, геометризованных формах, четком членении объемов. Не редко для создания ваз, чашек, чайников, кофейников и других предметов художники берут за основу формы античных сосудов (амфор, кратеров, киафов) и творчески перерабатывают их. Многие изделия с высокими поддонами, порою дополненными львиными лапами; ручки предметов приподняты над краем, загибаются и имеют завершения в виде розеток, грифонов, лебедей. В этот период появляется новое решение живописно-цветового строя фарфора, для которого характерна любовь к цвету и золоту. При таком интенсивном колористическом строе произведений незаписанный белый фарфор воспринимается как дополнительный цвет, активно и самостоятельно звучащий в общем мажорном аккорде. Часто фарфоровые изделия с внешней стороны целиком покрывают краской (синей, пурпурной, зеленой), а в оставленных медальонах помещают полихромные живописные или однотонные гризайльные портреты, пейзажи, жанровые сцены. В моду входит деление всей поверхности изделия на геометрически правильные секторы, сегменты, окружности, полосы и т. п. В декоре применяют много золота, иногда золотится весь предмет целиком; тогда вместо фарфора как бы появляется бронза. В фарфоровой скульптуре применяется сочетание белого бисквита и золота, что придает образам отвлеченно-идеальные черты и приподнято-торжественный характер. В фаянсе Казенного Киево-Межигорского завода этого времени, близком по эмоциональному строю фарфору Императорского завода, также царит дух парадности и величия. В посуде и декоративных изделиях повторяются античные формы, в орнаментальных мотивах, печатных рисунках и рельефах много античных элементов и сюжетов, изделия выполняются из цветных масс и украшаются сплошным рельефным орнаментом. Совершенно иной характер у продукции завода в Тверской губернии. Она красива по форме, хорошо построена, элегантна по силуэту и пропорциям. Произведения завода Ауэрбаха выдержаны в стиле позднего классицизма. Однако в отличие от продукции Императорского фарфорового завода, который был наиболее передовым из русских фарфоровых и фаянсовых заводов того времени и придерживался самых новых, отточенно изысканных, дворцово-величественных форм и декора, в посуде завода Ауэрбаха эти черты смягчены. В ней больше теплоты и интимности. Ампир проявляется здесь как бы в другом аспекте.

Сервизы, чашки, кружки, тарелки фаянсового завода в Тверской губернии представляешь себе не в парадных апартаментах дворцов Санкт-Петербурга, а в утопающих в зелени усадьбах, небольших строениях провинциальных городов и послепожарной Москвы, о которых так хорошо сказал А. А. Федоров-Давыдов: «Это небольшие уютные домики, обычно с той или иной формы портиками, с каменными и чугунными оградами садиков. Не являясь выдающимися произведениями архитектуры, каждый из них вместе с тем производит чрезвычайно приятное впечатление красотой и каким-то особым благородством своих форм. Прекрасные пропорции, общая простота и сдержанность архитектуры, в меру найденное количество лепных украшений и в особенности какая-то приветливость, человечность облика и «выражения» этих домиков свидетельствует о том, что мы имеем здесь дело с настоящей архитектурной школой, с большой и прочной архитектурной культурой» 17. Много общего в характере этих небольших домиков и фаянса Ауэрбаха. Их объединяет одинаково понятый стиль высокого классицизма, из канонов которого их создатели берут только то, что им близко и понятно: величавую простоту, благородство, человечность.В 1820-х годах на заводе Ауэрбаха четко обозначились два направления в декорировании изделий, причем оба они развивались параллельно и существовали одновременно на протяжении всех лет жизни завода. Одно характеризовалось несколько суховатыми, выполненными в технике печатных рисунков изображениями; другое основывалось на издавна любимой мастерами завода живописи, которая отличалась нарядной декоративностью, легкостью мазка и совершенством исполнения. Ручная роспись ауэрбаховских мастеров была настолько выразительной, свежей и художественно отработанной, что даже столовые сервизы для императорского двора декорировались в этой манере.

Интересно вспомнить, что в это же время, то есть в 1820-х годах, один из ведущих фаянсовых заводов страны — Казенный Киево-Ме-жигорский завод основную массу своей продукции, в том числе и ответственные заказные произведения, украшал печатными рисунками. Как сообщает директор завода Бородин 23 ноября 1823 года в своем письме графу Гурьеву, заказавшему сервиз, «из людей, способных отработать вещи чисто и со вкусом, здесь только один гравер, а прочие суть крестьяне, у них кисть плохо ходит в руках. Печатные же с достоверностью выйдут хороши». В 1820-х годах заводом Ауэрбаха были сделаны три заказанных ему сервиза: для Павловского дворца, для придворной конторы и для Тверского путевого дворца. На всех изделиях, кроме марки завода «А. К.» или «Ауербахъ. Корчева», есть еще клейма: «Павловского дворца», «Придворной конторы», «Тверского дворца». Сервизы близки по формам и все расписаны от руки подглазурным кобальтом. Особенно интересен сервиз для Тверского путевого дворца, заказанный в те же годы. Сервиз очень велик по своему составу. В него входит обычная столовая керамическая посуда, дополненная вазочками для мороженого, мисочками, набором для специй, а также кофейник, сахарница, масленка. Формы изделий выдержаны в стиле высокого классицизма, но в них нет подчеркнутой вытянутости и помпезности. Очарование сервиза состоит в простоте форм и убранства, великолепном белом фаянсе, украшенном кобальтовой цветочной гирляндой. Все произведение, мажорное по своему настроению, полно какой-то юношески чистой красоты и светящейся радости. Ничего лишнего в форме, в цвете лишь синее и белое. Однако за этой простотой и лаконизмом стоит большое искусство художника. Только человек, наделенный тонким вкусом и достаточными знаниями, мог так четко вычертить силуэт изделий, уравновесить объемы, построить предметы в хороших пропорциях, с таким мастерством расписать их. При анализе росписи сервиза мы вспоминаем, что уже ранее на заводе Ауэрбаха было создано что-то подобное. Похожий цветочный бордюр встречался на тарелке с видом Павловска, выполненной несколько лет назад. Там были те же розы, листочки, мелкие цветы. Только на тверском сервизе они написаны уверенней, с большим мастерством и блеском. Растительные формы орнамента родились в результате хорошего знания природы, поэтического восприятия красоты, твердости умелой руки художника. Живописец с большим искусством распластывает свой орнамент по поверхности предмета. Свободно обобщая формы цветов и листьев, он группирует их в ритмически повторяющиеся сочетания, где чередуются яркие пятна цветов и листьев с тоненькими легкими стебельками, мелкими листочками и закрученными усиками растений. Цветочная гирлянда написана настолько живо, без заранее приготовленного, всесторонне выверенного образца, что в ней нельзя обнаружить обычного для бортового декора раппорта. Роспись тарелок и других предметов сервиза выполнена в одном духе, но с небольшими изменениями, вариациями, что свидетельствует о незаурядном таланте живописца-импровизатора, расписавшего этот сервиз.

Художник прекрасно владеет техникой подглазурной живописи, знает особенности кобальта. Его орнамент включает в себя то интенсивно-синие пятна, то легкие прозрачно-голубые мазки. Это обогащает тональное звучание живописного убранства, придает сочность и живость трактовке растительных форм. Мастерски расположенный по форме декор выявляет моделировку объемов, придает им стройность. Роспись тверского сервиза выполнена без золота и многоцветий. Однако художник создает одной краской такое богатство нюансов в росписи, так любовно передает прелесть цветочного венка, так умело сочетает его с формой, что этот сервиз, наделенный нешаблонной красотой, может служить примером большого искусства русского ампира. К кобальтовым росписям живописцы ауэрбаховского завода обращаются неоднократно. Примечательны два изделия — перечница и тарелка,— где декор особенно близок к народной скорописи гжельских гончаров — потомственных керамистов, прославившихся в XVIII веке прекрасной майоликой, а в XIX веке — полуфаянсом, фаянсом и фарфором. Полуфаянсовые изделия, появившиеся в Гжели в первые годы XIX века, в подавляющем большинстве украшались кобальтовыми растительными и геометрическими мотивами, выполненными размашисто, быстро и выразительно. Росписи на перечнице и тарелке завода Ауэрбаха можно смело поставить в один ряд с декором полуфаянсовых изделий Гжели. В росписях ауэрбаховских художников определенно чувствуется почерк гжельских мастеров, их острое чувство декоративности и здоровый реализм. Видимо, на заводе Ауэрбаха работали живописцы, хорошо знавшие гжельские народные росписи или даже сами происходившие из тех мест. Мастера Тверского завода, принимавшие участие в создании росписи дворцового сервиза, в своей работе основывались на старых народных традициях русской керамики, в исполнении великолепных цветочных бордюров ими использованы те же принципы художественного решения, что и в упоминавшихся перечнице и тарелке, а следовательно, и в гжельском полуфаянсе. Здесь наблюдаются тот же подход к построению композиции, та же легкость в манере росписи, то же чередование ярких пятен и тонких штрихов и, наконец, то же отношение к растительному орнаменту, то есть подчинение растительных форм принципу декоративности, распластывание их по поверхности изделия, осмысление предмета именно как произведения керамического. Все это характерно как для гжельских изделий первой четверти XIX века, так и для произведений завода Ауэрбаха того же времени, в том числе тверского сервиза. Особенности, свойственные целой группе вещей, выполненных на заводе, позволяют говорить об определенном направлении в его работе, связанном с народными принципами. В цветовой гамме орнаментов и трактовке растительных мотивов, в самом подходе к украшению посуды чувствуется рука народного мастера, близкого к природе, вкус которого воспитан на традициях русского национального искусства.

Черты народного искусства очень ярко проявились в интересном произведении художника Тверского завода — кружке, украшенной надписью «Елизавете Лазутиной. 1824 ноября 26» и пейзажем, который разместился по всей цилиндрической поверхности изделия. Рассматривая изображение, зритель поворачивает в руках кружку и как бы проходит мимо деревенских домов, идет вдоль реки, на берегу которой стоят рыбаки с удочками, видит различные деревья и прохожих, доходит, наконец, до здания кабака с огромным двуглавым орлом на крыше и наваленными у стены бочками. Этот сельский вид, вероятно, хорошо знакомый художнику, перенесен им с большой наблюдательностью на фаянсовое изделие. Написан пейзаж от руки, непосредственно, искренне и живо. Художник сумел употребить в росписи разные цвета, избежав при этом излишней пестроты. Все элементы изображения скомпонованы без заранее приготовленной схемы, они, как в повествовании, один за другим появлялись яа предмете, располагались естественно и просто. Вместе с тем декор ловко заполняет всю поверхность предмета. Пейзаж написан так, что его нижняя часть, подчеркнутая широкой сплошной полосой, стелется по горизонтали и зрительно утяжеляет кружку, а верхняя часть, легкая и воздушная, содержит много незаписанного фона, и туда рисунок пробивается то ажурной кроной деревьев, то уголками крыш. При всей наивности и безыскусственности изображения живописец проявляет себя в нем мастером, наделенным прирожденным чувством цвета и композиции. Живопись не только украшает предмет, но и, как-то необыкновенно естественно согласовываясь с формой, как бы сливаясь с нею, позволяет создать единое, выразительное художественное произведение. В 1820—1830-х годах посуду на заводе Ауэрбаха часто украшают по-лихромными растительными мотивами, в которых при всей их простоте и колористической собранности чувствуется любовное отношение к цвету. Эти скромные, неброские орнаменты, написанные легким, быстрым мазком, полны неповторимой прелести. Они свидетельствуют об искренности художника, его увлеченности работой и радостном мировосприятии. Вместе с такими росписями на заводе Ауэрбаха в это время применяли, как указывалось выше, и другой вид убранства — печатные рисунки. Известно, что Ауэрбах уплатил крупную сумму за обучение гравера по меди и стали и в 1820-х годах приступил к широкому выпуску посуды с монохромной подглазурной печатью. Но, освоив этот способ декорировки, характерный в то время для западноевропейских, в частности английских, фаянсовых изделий, Ауэрбах не заимствовал вместе с техникой печати композицию, тематику, орнаментику и весь художественный строй этих прославленных иностранных образцов.

Излюбленной темой английских печатных рисунков на фаянсе были задумчивые тенистые парки, старинные архитектурные сооружения, морские сцены, гавани с судами, а то и просто пышный растительный орнамент. В основное изображение чаще всего вплетался цветочный мотив. Он размещался по краю предмета и, незаметно переходя к центру, заполнял все изделие сплошным узором. Фаянс завода Ауэрбаха всегда оставался образцом подлинно русской художественной керамики, выделялся народной трактовкой растительных орнаментов, оригинальностью художественного образа и высокими техническими качествами среди произведений других русских фаянсовых заводов первой половины XIX века. На предметах ауэрбаховского завода в технике печати часто выполняли лишь центральные изображения, бортовые же рисунки наносили дву-мя-тремя красками от руки. На посуде оставляли много незаписан-ого белого фаянса. Главное изображение выделялось, так как бор-дюр не заглушал его, а лишь обрамлял и подчеркивал его значимость. Таковы тарелки, хранящиеся в Государственном Историческом музее. Одна с изображением собаки (в центре), выполненным в технике печати, и растительного кистевого орнамента коричневого и желтого цвета на бортике; другая — с желто-коричневым растительным орнаментом ручной работы по краю и однотонной печатью (военный на коне) в центре. Интересна ваза-ароматница с ручками в виде маскаронов, расписанных от руки. Формы этого изделия четки, геометризованы. Для украшения ароматницы взяты тонкие графические рисунки, на которых изображены русские пейзажи с березами, соснами, озерами, дорогами и маленькими фигурками людей. Подставка вазы для цветов расписана «под мрамор», а античные маскароны рогатых фавнов, утеряв свой мифологический характер, стали лицами простых бородатых русских крестьян. В одном предмете употреблены две техники: печать и ручная работа. Художники завода любили разнообразить декор изделий, вносить в каждое произведение что-то неожиданное, веселое. Так, например, внутри простой цилиндрической кружки, украшенной суховатым печатным рисунком на военную тему, помещалась объемная лягушка, вылепленная в натуральную величину и раскрашенная «под натуру». Видимо, эта лягушка обнаруживалась внезапно при питье молока и вызывала веселый смех окружающих.

Среди предметов с печатными рисунками выделяется большая кружка с однотонным изображением черта, держащего в объятиях «младенца», перепеленутого орденской лентой с орденом Почетного легиона на конце. У «младенца» портретные черты императора Наполеона. Известно, что сатирические изображения этой личности были распространены во втором десятилетии XIX века, а в третьем — эта тема исчезает и уступает место героизации образа. Русские карикатуры на Наполеона не содержат, за редким исключением, изображений дьявола, среди русских листов не было и карикатуры, помещенной на кружке Тверского завода. Такие сатирические изображения, снабженные забавными надписями, изготовлялись в Голландии, Англии, Франции, Германии. Известный английский двухтомный труд Бродли дает возможность разобраться в последовательности возникновения этих карикатур. Оказывается, что впервые интересующая нас карикатура была выполнена безымянным немецким мастером весной 1814 года. Подобная же английская карикатура, отличающаяся только тем, что она была дана справа налево, выполнена Роулендсоном и издана Ак-керманом также весной 1814 года. Во Франции же эта карикатура была повторена, как сообщает Бродли, художником Бозио у издателя Рипозо РеЙ в Париже. Несмотря на то, что в России подобного листа не было, карикатура все же попала к нам из-за границы и имела хождение среди частных лиц. Очевидно, завод Ауэрбаха, не желая отстать от моды, воспроизвел карикатуру на фаянсе в 1818—1820 годах. Таким образом, тема «Черт нянчит Наполеона», так распространенная в Западной Европе, встречается в России лишь на кружке завода Ауэрбаха. Это говорит о том, что завод живо откликался на события своего времени и одним из первых в русском фаянсе отразил тему Отечественной войны 1812 года. В 1829 году (май-июнь) в Петербурге для поощрения молодой русской промышленности была открыта Первая публичная выставка русских мануфактур, имевшая целью «явить свету успехи наших мануфактур в полном их блеске и величии»21. На ней было представлено 326 партий изделий, вещей порознь 4041, участвовало 326 фабрикантов, посетило выставку более 100 тысяч человек (то есть около одной трети населения Петербурга). Большое внимание на выставке было уделено развитию отечественной керамики, в частности фаянсу: в «Описании Первой публичной выставки русских мануфактур», изданном в Петербурге в 1829 году, фаянсу посвящается целая статья, специальные эксперты изучают представленные экспонаты, относя заводы к тому или иному разряду, фабриканты получают награды. «За хорошую и сходной цены фаянсовую посуду» Большую серебряную медаль на этой выставке получил и фабрикант Ауэрбах. Эксперты отметили: «Завода Ауэрбаха столовые сервизы с бордюром и белый фаянс имеют прочную доброту и хорошую отделку, в прочности можно сравнить со средним английским, а что касается до цен, то довольно высоки, но за прочность и за чистую отделку принадлежат к первому разряду». (Первого разряда удостоились завод Гарднера, завод Поскочи-на; второго — завод Соколова в Вышнем Волочке, третьего — завод Гинтера, братьев Фетисовых.)

За Петербургской последовала Первая московская выставка 1831 года, к которой длительно и деятельно готовились: Мануфактурный Совет подробно обсуждал проект выставки и время ее открытия, шла обширная переписка о пользе ее и деталях устройства, в «Ведомостях» обеих столиц были опубликованы сообщения об этом событии. Под выставку было отдано 18 залов и комнат Дома благородного собрания. Ауэрбах прислал на Московскую выставку фаянсовую посуду: два столовых сервиза с коричневой отводкой (253 руб.), столовый сервиз писаный, эмалевый (345 р. 45 к.), столовый сервиз белый (225 р. 25 к.), дежене сине-печатного фаянса, тарелки десертные. При раздаче наград «провизор А. Я. Ауэрбах за обширное производство фаянсовой разного рода посуды, удовлетворяющей ныне вполне внутреннему потребителю, равно как и за то, что в близости Москвы хорошее фаянсовое производство им было введено, получил Большую золотую медаль» . В 1833 году на Третьей выставке мануфактурных изделий в Петербурге Ауэрбах удостаивается высшей награды — права употребления на своих изделиях государственного герба. Положение предприятия Ауэрбаха в это время можно считать очень прочным. На всех выставках он получает награды, изделия его фабрики пользуются полным признанием. В 1829 году завод был переведен из села Домкино в купленное Ауэр-бахом село Кузнецове того же Корчевского уезда Тверской губернии. Завод расположился на берегу реки Донховки на площади в 4 десятины. Он хорошо оборудован, имеет много деревянных строений. В это время на заводе работают 120 человек, из которых 1 мастер, 17 точильщиков, 22 живописца. Изделия продаются в «Москве и других внутри государства местах». Дело Ауэрбаха продолжает расти. Несмотря на то, что в 1845 году скончался основатель завода А. Я. Ауэрбах и управление заводом перешло в руки его сыновей, деятельность предприятия получаетлвсе больший размах, техническое оснащение его улучшается. «В 1848 году устроены на заводе два новые круглые горна, из коих один о пяти топках, а другой не известного доселе устройства, собственного изобретения гг. Ауэрбахов — двухэтажный и имеет в нижнем этаже 8, а в верхнем 5 топок, в них посуда обжигается ровнее, чем в обыкновенных горнах, и при том требует менее дров. Кроме того в начале настоящего (1849—Е. Б.) года составлена новая масса, белее прежней и для нее новая глазурь лучшего достоинства. В Тверских губернских ведомостях за 1851 год сообщается, что «фаянсовые заводы в последние 3 года значительно улучшились. В Вышневолоцком уезде выстроен новый завод братьями Ауэрбах. В 1850 году на ...заводе было приготовлено разных изделий на 5 тыс. руб. серебром». Есть сведения, что в 1858 году Кисловский и Ауэрбах хотели взять известную Киево-Межигорскую фаянсовую фабрику в арендное содержание, но их опередили братья Барские. Сырье, которым пользуются на заводе в селе Кузнецово, русского происхождения. Белую глину возят на завод из Глуховского уезда, песок— из Клинского уезда Московской губернии, кварц из Петербурга, поташ из Нижнего Новгорода, соду и буру — из Москвы, сурик и белила — с завода в Корчевском уезде, серую глину — из Новгородской губернии. Кобальт, хром, марганец, железо, медный купорос, золото, серебро и т. п. привозят из Москвы. Основной сбыт продукции осуществляется в Москве и Петербурге.

Все эти данные дают достаточно полное представление о положении завода в селе Кузнецове в 1830-х— 1850-х годах. Что касается ассортимента, то в нем нет никаких изменений. По-прежнему изготовляют чайную и столовую посуду — сервизную, наборами, штучную. Для декора употребляют ручную живопись и печатные рисунки. Особенно хорошо было отработано печатание кобальтовых рисунков. В материалах выставки 1839 года специально отмечается, что Ауэрбах награжден «за фаянсовые изделия и сине-печатные тарелки, по доброте и чистоте заслуживающие особенного одобрения». С конца первой четверти XIX века завод Ауэрбаха стал во множестве выпускать изделия с печатными рисунками, среди которых встречаются изображения животных, пейзажи, сцены народных плясок, военные эпизоды. К Ауэрбаху могут быть отнесены слова В. Пельчин-ского: «Фабриканты наши должны бы воспользоваться счастливым удобством, представленным изделиями сего рода (то есть фарфоровой и фаянсовой посуды—¦ Е. Б.) к изображению посредством оных отечественных событий, обычаев и местоположений, доставляя через то потребителю изделия вместе приятные глазам и возвышающие душу его. Из образцов, которые уже появляются, кажется, что они не упу-стят сего из виду» . Во время царствования Николая I (1825—1855) особенно многочисленными на фарфоре и фаянсе становятся печатные рисунки, воспроизводящие военные эпизоды. В качестве оригинала использовали живописные произведения, а также выходивший в 1841—1862 годах труд Висковатова «Историческое описание одежды и вооружения российских войск». Императорский фарфоровый завод и Киево-Межигор-ский казенный фаянсовый завод выпускали тарелки с изображениями военных сцен. Не прошел мимо этого увлечения и завод Ауэрбаха. В технике тонкой печати здесь декорируются целые серии тарелок на военные темы. Чаще всего в центре помещается на переднем плане фигура всадника в форме определенного полка, сзади виднеется слегка намеченный пейзаж, а иногда еще две-три второстепенные человеческие фигуры. Под изображением встречаются подписи: «Кирасирского Е. И. В. наследника полка», «Крымско-татарского эскадрона», «Е. В. Михаила Павловича», «Кавказско-горского эскадрона». Удалось установить, что центральная фигура тарелки с надписью «Крымско-татарского эскадрона» является воспроизведением литографии Сверчкова (1840-е годы), а фигура кирасира с тарелки с надписью «Кирасирского Е. И. В. наследника полка» близка к листу, подписанному: «рис. Балашов, печ. д'Арленг, лит. Бир», относящемуся к 1831—1845 годам. Видимо, завод Ауэрбаха брал подходящий ему оригинал, и местные граверы переводили его на металлическую доску для многократного воспроизведения. При этом заводские художники не слепо копировали оригинал, а переделывали его для фаянса. Они продумывали новую композицию в круге и, отбрасывая целый ряд деталей, оставляли много чистого незаписанного фона, словом, Учитывали форму изделия, свойства нового материала — фаянса, думали о декоративности своего произведения в целом. Тонкий графический рисунок на фаянсе хорошо вписывался в зеркало тарелки. Он был немногословен и четко выделялся на белом фоне. По бортику тарелки размещались военные атрибуты. Строгая монохромность рисунка иногда нарушалась небольшим количеством золота, что еще более усиливало торжественно-официальное звучание произведений. В это же время на заводе продолжают, как и прежде, украшать посуду ручной цветочной живописью. В 1830-х—1850-х годах было создано много изделий, мастерски расписанных цветочными орнаментами. Примером может служить чашка с блюдцем из кусковского музея, где по светло-желтому фону написана гирлянда ярких крупных цветов, или ваза с двумя крышками из собрания Государственного Эрмитажа. Форма этого изделия отличается подчеркнуто четким членением на отдельные объемы (цилиндр, усеченный конус и др.). Граница каждого объема отмечается тонкой красной отводкой. Вся поверхность вазы украшена разбросанными по ней цветочками, выполненными декоративно и непосредственно. Как бы демонстрируя свое мастерство, живописец бесконечно разнообразит ракурсы и очертания колокольчиков, дополняет цветы столь любимыми на заводе легкими усиками.

Целые сервизы и отдельные изделия завода Ауэрбаха декорируются растительными орнаментами, которые наносятся по краю тарелок, блюд или опоясывают предметы. Излюбленным мотивом убранства являются листья и грозди винограда (возможно хмеля), выполненные коричневым и зеленым и украшенные легкими закрученными усиками. Интересен маленький сливочник с расположенным по тулову однотонным пейзажем ручной работы, напоминающим быструю зарисовку с натуры. Вероятно, этот сливочник уцелел от целого сервиза. Легко себе представить, как элегантно выглядел весь ансамбль, образ которого построен на сочетании тонкого черного рисунка и белого, чуть желтоватого, фаянса. Наряду с произведениями, отличающимися мастерством исполнения и сдержанным живописным убранством, сохранилась большая цилиндрическая кружка, почти целиком записанная сценами и надписями лубочного характера. В полихромной надглазурной технике грубовато выполнены забавные жанровые картинки, где участвуют ребенок, медведь, собака; надписи же поясняют, что «перситская собака спасает младенца спиртомъ». Наивно и ярко написана вся композиция — пейзаж, фигуры. Это произведение, звучащее в народном ключе, далеком от ученого искусства, еще раз свидетельствует, что на заводе Ауэр-баха изготовляли предметы, близкие по духу к народному искусству и рассчитанные на покупателя из средних, небогатых слоев населения. В 1830-х—1850-х годах формы изделий на заводе претерпели некоторые изменения. Наряду со старыми простыми круглыми тарелками появляются новые, с волнистыми краями, утерявшие четкое очертание круга. Чашки, соусники, суповые чаши стали более приземистыми. Такие изменения в формах посуды были данью времени, когда после ясного и приподнятого стиля высокого классицизма в России появляется увлечение рококо, готикой, которое довольно скоро сменяется утерей стилевого единства, эклектикой. Следует подчеркнуть, что по сравнению с фарфором того времени, стремящимся к прихотливо изогнутым пышным барочным формам и утонченной угловатости готики, фаянс Ауэрбаха по-прежнему сохраняет простоту объемов и четкость силуэтов. Росписи, украшающие его, выполнены с большим мастерством и легко уживаются с ясными, классически завершенными, спокойными формами изделий. Устойчивость форм и принципов деко-рировки в фаянсе Тверской фабрики объясняется, видимо, тем, что потребителем этого фаянса в основном были средние слои населения, вкусы и весь уклад быта которых не столь подвергался изменениям моды, да и сам фаянс расценивался ими лишь как необходимая повседневная посуда. В эти годы наивысшей славы завода, солидного технического оснащения и прочного финансового положения в его ассортименте не появилось ничего принципиально нового. Вероятно, достигнутый уровень производства, общепризнанность продукции завода, его прочное положение не побуждали творческой инициативы художников. О некотором спаде художественного уровня в изделиях завода Ауэрбаха свидетельствует появившееся в эти годы отношение мастеров к печатным рисункам. В цветочном орнаменте, выполненном техникой печати, правда, в редких случаях, но все же стал появляться добавочный цвет, гравюра стала расцениваться не как самостоятельное произведение, а как этап в работе живописца, первоначальная разметка декора. В живом, мастерски сделанном живописном орнаменте также появились некоторые симптомы увядания. Среди легких и изящных росписей, украшавших посуду в эти годы, встречаются и грубые орнаменты, написанные неумелой, ремесленной рукой. Характерно, что в этих растительных мотивах мы уже не найдем веселых, трепетно легких усиков; художник либо вовсе выкидывает их из цветочного бордюра, либо исполняет их жестко.

В последнее десятилетие существования завода Ауэрбаха (то есть с 1860 по 1870 год) положение его, кажущееся при беглом взгляде вполне благополучным, в действительности сильно пошатнулось. В конце 1850-х годов владелец был вынужден неоднократно закладывать и перезакладывать все имение в Московский опекунский совет и продать принадлежавшие ему земли во Владимирской губернии. Если в 1861 году на заводе в селе Кузнецово было 130 рабочих и фаянса выпускалось на 30 тысяч рублей в год, то через 7 лет число рабочих сократилось до 86 человек, а фаянса было выработано лишь на 21 тысячу рублей. Качество продукции со стороны технологической остается высоким. В 1861 году на Двенадцатой выставке мануфактурных изделий в Петербурге завод Ауэрбаха снова получает право употреблять на своих изделиях и вывесках государственный герб, на выставке 1865 года отмечается, что завод наладил выпуск изделий из опака, а в его оборудовании имеется паровая машина. В 1870 году на Всероссийской мануфактурной выставке в Петербурге «заводчик Генрих Ауэрбах Тверской губернии за хорошего качества по белизне массы и отличной крепости фаянсовую посуду» получил похвальную грамоту. Однако если проанализировать сведения о заводе Ауэрбаха в указателях мануфактурных выставок тех лет и дошедшие до нас изделия, можно увидеть, как изменился характер продукции этого завода. На выставке 1861 года завод экспонировал: «столовый сервиз из улучшенного фаянса, голубой рококо с золотом на 24 персоны (цена 48 р. 15 к.), рукомойник из той же массы (1 р. 75 к.), столовый сервиз из обыкновенного фаянса с каемками (44 р. 49 к.), рукомойник (1 р. 40 к.), кринку для молока с поддонниками и масляницы, раскрашенные под дуб (цена от 1 р. 60 к. до 45 к. за штуку»). Даже краткое перечисление изделий и их цен сразу же дает почувствовать те существенные изменения, которые произошли. В указателе прямо отмечается, что сервизы делались в стиле рококо и декорировались золотом, чего не было на протяжении всей прошлой истории завода (за исключением некоторых тарелок с изображением военных сцен, где золото употреблялось в минимальных количествах). Цены стали значительно ниже по сравнению с прежними, что говорит о широкой массовости изготовляемой посуды. Изделия, как это указывается в материалах выставок 1861 и 1865 годов, разделывались «под дуб», «под бересту», «под дерево», что свидетельствует об утере художниками завода чувства материала и стремления выявить присущие ему свойства. Видимо, на заводе исчезло бережное отношение к фаянсу, желание показать его белизну и особый блеск. В ассортименте завода в этот, последний период появились мелкие бытовые предметы, не требовавшие серьезного художественного решения, например, конфорки кофейные, мыльницы, футляры для зубных щеток, баночки для зубного порошка. Вероятно, сохраняя высокий уровень технологических качеств своей продукции, завод во многом изменил ее художественный облик. На заводе шли в ногу с модой и делали изделия в стиле ложного рококо, имитировали в фаянсе дерево, выпускали большое количество тарелок с простой отводкой, печатные рисунки дополняли последующей раскраской, употребляли для декорирования посуды сложный затейливый рельеф. Не следует забывать, что в те годы в русской архитектуре и декоративно-прикладном искусстве один эклектический стиль сменял другой, в одном здании могли одновременно воспроизводиться разные стили, а убранство интерьеров создавалось во вкусе разных эпох. Завод Ауэрбаха утерял или просто откинул как ненужное свои старые стилевые принципы и близость к народным традициям. Очень характерны для этого времени белые десертные тарелки с рельефом (Государственный Русский музей), центральную часть которых занимают стилизованный гофрированный лист, цветы и фрукты; край тарелок вырезной, с прихотливым мелким рельефным декором.

В то же время на заводе появилось новое отношение к сырью. Если в начале своей деятельности Ауэрбах гордился тем, что употребляет только отечественное сырье («я всегда старался нужные для выделки материалы отыскивать внутри государства и не выписывать, подобно другим сего рода фабрикантам, из чужих земель»,— говорил он в 1816 году36), то в 1870 году «фарфоровая глина получается из Глухова и из Англии, капсельная глина и песчаник из Осташковского и Клинского уездов, а шпат и кварц из Финляндии» 37. В этот период маркой служила фамилия владельца, написанная русскими буквами и часто через букву «э», а также изображение государственного герба. Интересно отметить, что и в документах тех лет фамилия «Ауэрбах» пишется через «э». Такого написания ранее мы не встречаем. В 1870 году завод Ауэрбаха находившийся в достаточно хорошем состоянии (в смысле технологии и оборудования) был продан М. С. Кузнецову — яркой, колоритной личности, типичной для периода развития капитализма в России. Видимо, старый владелец завода не смог освоиться в новых, пореформенных условиях и устоять против конкурентов. Эта картина была характерна не только для фарфоро-фаянсовой промышленности, где один за другим закрывались или переходили в другие руки заводы, но и в целом для всей промышленности России после 1861 года. В музеях встречаются изделия, которые имеют своей маркой изображение государственного герба и надпись «Быв. Ауербахъ» или «Быв. Ауэрбахъ». Эти произведения относятся к первой половине 1870-х годов, когда завод в селе Кузнецове Тверской губернии принадлежал уже М. С. Кузнецову. Характер этих изделий и их художественное значение будут разобраны в следующей главе. В заключение следует сказать несколько слов о скульптуре, которую выпускал завод Ауэрбаха. Во всех документах и письмах того времени завод расценивается исключительно как изготовитель посуды, скульптура же вообще никогда не упоминается. На многочисленных выставках он экспонировал только посуду. И все же до нас дошло небольшое количество скульптурных произведений завода Ауэрбаха. Они были изготовлены в разные годы, начиная с первых лет существования завода и до 1860-х годов. Выбор статуэток из фарфора крайне невелик и на протяжении всего времени не претерпел никаких изменений. Это пресс-папье «Лев» и декоративный кувшин в виде мужской фигуры в костюме бюргера. В музее керамики в Кускове хранится единственный экземпляр чернильницы-саркофага с фигуркой Наполеона, о которой можно говорить лишь как о кунстштюке, смешной забаве. Пивные кувшины в виде мужской фигуры с кружкой в руках изготовлялись на иностранных заводах и завозились в Россию, где часто повторялись отечественными заводами (Гарднера, Миклашевско-го, Корнилова и др.). Ауэрбаховский вариант мало чем отличается от перечисленных выше изделий. Наиболее интересна скульптура льва с положенной на шар лапой, в которой чувствуются отзвуки распространенных в архитектуре конца XVIII — начала XIX века фигур — «львы на воротах».